Как только политзаключенная Айгуль Махмутова вышла из колонии-поселения по УДО, добралась до Москвы и с ней стало возможно связаться, мы постарались назначить ей встречу. Нам удалось поговорить не только с Айгуль, но и с правозащитником Андреем Черняковым, который вместе с ней боролся с чиновниками в Кузьминках и чудом остался на свободе.
Алексей Сочнев: Добрый день, Айгуль. Во-первых, с освобождением вас!
Айгуль Махмутова: Добрый день. Спасибо! Спасибо всем, кто за меня боролся.
А.С.: Сколько времени вы провели в заключении?
А.М.: Больше трех лет я провела в трех тюрьмах, шестом и пятом изоляторах города Москвы, в первом изоляторе города Владимира и в колонии-поселении номер 9 Владимирской области. Повидала такие места. В колонии, конечно, был ужас. Еще и жара, дым.
А.С.: Не все читатели следили за вашим делом, многие не знают, за что вам дали срок.
А.М.: С 2005 года я начала печататься в газете "Судьба Кузьминок". Печатала сначала просто небольшие статьи. В 2006 году мне предложили возглавить газету. Люди стали ко мне обращаться по поводу всех нарушений, которые происходили в районе. Когда у людей, например, по адресу: улица Зеленодольская, дом 36, корпус 2 за одну ночь бульдозером полностью срезали все деревья перед домом и уничтожили зеленый газон, начали строить паркинг. Естественно, они сразу задались вопросом, можно ли такое творить в Москве. Обратились к префекту Зотову, он ответил, что все законно, все можно. Обратились к главе районной управы — он показал распоряжение, на основании которого это сделано, значит все законно. И после этого обратились в газету "Судьба Кузьминок", чтобы все это осветить в прессе.
Андрей Черняков: Айгуль кроме публикации в газете подготовила и отправила пакет документов на имя мэра Юрия Лужкова…
А.С.: Андрей, вы уже тогда вступили в борьбу с незаконным строительством вместе с Айгуль?
А.Ч: Айгуль как главный редактор газеты обращалась ко мне как к депутату, и не только ко мне, к другим депутатам тоже. Они так же, как и я, отправляли запросы. Это примерно май 2006 года, тогда начались массовые строительные разрушения скверов, демонтаж детских площадок, копание траншей, асфальтирование газонов в рядом с парками и так далее. И примерно с мая 2006 года Айгуль стала присутствовать на собраниях и митингах жителей.
А.М.: Благодаря вмешательству газеты, рассылке многочисленных запросов и активной позиции некоторых жителей удалось не допустить "реконструкции" пятиэтажных домов. Сейчас, когда Лужков отстранен, все эти "космические" проекты, слава богу, остались в прошлом.
Прямо к границе Кузьминского лесопарка торцом примыкают несколько старых пятиэтажек. Очень выгодное предложение для тех, кто хочет приобрести жилье вблизи зеленого массива. Смысл идеи был в том, что на пятиэтажный дом без отселения жителей надстраивается еще несколько этажей, от двух до четырех. То есть дом превращается в 9-этажный. Но те жители, которые будут покупать квартиры в этом "пентхаусе", а там двухэтажные квартиры, не будут пересекаться с жителями старой пятиэтажки, жителями "гетто", как они сами себя назвали. С другой стороны к дому достраиваются лифты, которые поднимают жителей "пентхаусов" к себе, на верхние этажи. А внутри просто делается лестница, которая соединяет пожарный выход с подъездом дома.
А.С.: Встречались ли вы с главой районной управы или его заместителем?
А.М.: Конечно, я встречалась. Я с ними знакома, приходила к ним, общалась. Сначала они думали, что девочка просто бегает, пишет какие-то статьи и лезет в их темы, которые, по их мнению, приносят деньги. А когда я уже начала заниматься гаражами, когда люди стали митинги устраивать там, где сносили единственную детскую площадку, которую люди построили за свои деньги, вот тогда начались первые провокации.
А.С.: Гаражи тоже хотели незаконно построить?
А.М.: Да. Мы требовали предоставить документы на строительство. Только Яйленко, тогда руководитель муниципального образования, ответил на наш запрос: "Документы, санкционирующие строительство гаражей, предоставить не представляется возможным в связи с отсутствием таковых". После моих заявлений в Генпрокуратуру одно из незаконных строений в Кузьминках снесли, а несколько так и не смогли построить.
А.С.: Вы сказали, что начались провокации. Какого рода?
А.М.: Первые провокации были в отношении руководителя аппарата управы Игоря Петровича Утешева. В отношении него было возбуждено уголовное дело по заявлению главы управы Кузьминки Калабекова. Дело в том, что Утешев дал мне интервью о происходящем в управе. Это интервью вместе с материалами про строительство гаражей, реконструкцию пятиэтажек я осенью 2006 года разместила в газете. Калабеков узнал примерную верстку газеты и прислал ко мне Белинского, депутата муниципального собрания. Меня попросили не выпускать газету. Иначе, как сказал Белинский, у Калабекова много связей, он дружит с Чубенко, прокурором округа: "Новый год ты проведешь в местах лишения свободы". Я ему сказала, что все равно выпущу газету. Параллельно я направила в Генпрокуратуру заявления о возбуждении уголовных дел в отношении должностных лиц управы района Кузьминки. Уже 3 декабря было покушение на издателя газеты. Номер все равно вышел… И все. Пошли угрозы и звонки.
А.Ч.: Но самое смешное и забавное, что 14 декабря 2006 года в газете "Кузьминки", это официальная газета управы, которая выходила за подписью Лебедева, первого зама Калабекова, вышла статья о том, что Айгуль Махмутова задержана сотрудниками милиции и помещена в СИЗО.
А.С.: На тот момент Айгуль еще не была арестована?
А.М.: Нет.
А.Ч.: 14 декабря 2006 года ей лично вручают газету, в которой написано, что она задержана сотрудниками милиции и помещена в СИЗО! 15 декабря трое сотрудников милиции — Куликов, Кобцев, Кожевин — избивают ее прямо на территории ярмарки, на площади у кинотеатра "Высота". Прямо на глазах у свидетелей заламывают ей руки, везут к себе в 315-й кабинет в УВД ЮВАО, там в своем служебном кабинете продолжают ее избивать, пытаются изнасиловать, раздевают догола. Она теряет сознание, дежурный по УВД вызывает скорую помощь.
А.М.: Били они меня книгой, Уголовным кодексом.
А.Ч.: Ее на скорой отвозят в травмпункт, в соседнее здание с УВД, только за углом, и оттуда она на этой же скорой уезжает в Городскую клиническую больницу номер 68.
А.М.: После этого нападения я 19 декабря написала заявление в милицию.
А.С.: Как дальше развивалась ситуация?
А.М.: Пришел участковый, зафиксировал заявление. И отправил заявление тем людям, которые меня избивали. 20 декабря против меня возбуждают уголовное дело о том, что я их всех побила, и еще добавили 159-ю статью.
А.Ч.: Это фальсифицированное задним числом дело по статье "Мошенничество", история с вывозом мусора с ярмарки, на которой работала Айгуль. Якобы она похитила 3,5 тысячи рублей у некоего Иванова. Который, как потом оказалось, является внештатным сотрудником милиции и родственником генерального директора фирмы, которая строит многоэтажные гаражи в Кузьминках.
А.М.: Когда я вышла из больницы, то договорилась встретиться со следователем по моему заявлению в Кузьминской прокуратуре. У меня был с собой диктофон. В кабинете кроме следователя были те милиционеры, которые меня избили: Куликов и Кобцев. Причем Куликов был с табельным ПМ, достал оружие, приставил мне к левому глазу и сказал: "Я тебе сейчас в глаз выстрелю, и оформим как побег". Это все есть на диктофонных записях, которые адвокаты приобщили к материалам дела.
А.С.: Как повел себя следователь?
А.Ч.: А следователь Белов сказал Куликову: "Слушай, ты только не забудь сначала предупредительный выстрел сделать, а то неправильно будет".
А.М.: Получилось, что в кабинете сидели два следователя. У одного — мое заявление о том, что меня избили, у другого — их уголовное дело, которое они сфабриковали 20 декабря 2006 года. Началось такое издевательство, они и угрожали, и адвокатов не разрешали вызвать. Хорошо, что приехал Черняков…
Когда меня кузьминский судья Сухарев арестовал, меня привезли в ОВД "Кузьминки", в камеру административно задержанных, а не в СИЗО, для того чтобы пришли заказчики уголовного дела, посмотрели на меня! Приходят ко мне Лебедев, Яйленко и Халилов (начальник МОБ ОВД района Кузьминки). Приходят и говорят: "Ну что, Новый год, значит, будем отмечать, как обещали". Они стали требовать от меня, чтобы я признала свою вину, забрала все свои заявления, направленные в Генпрокуратуру, написала в своей газете, что все опубликованное раннее — ложь. Тогда они меня пожалеют. Я сказала, что буду настаивать на своем, потому что я права. После вмешательства адвоката меня отвезли в следственный изолятор.
Через полтора месяца Мосгорсуд отменяет постановление кузьминского судьи Сухарева как незаконное. Но следователи меня везут обратно в ИВС, где незаконно держат еще сутки. Они хотели еще раз предъявить обвинение.
А.Ч.: Но, слава богу, 8 февраля 2007 года ее выпустили. И в этот же день возбудили уголовное дело в отношении меня.
А.С.: А на вас по поводу чего?
А.Ч.: Следователь Василий Евдокимов сообщил мне по телефону: "Андрей Геннадьевич, против вас сегодня возбуждено уголовное дело, я вас приглашаю к следователю Белову на допрос". Я сказал: "Хорошо, а по какому факту?" Он ответил, что по факту того, что я избил кого-то из управы. И меня реально осудили. Они это дело возбудили только для того, чтобы лишить меня депутатской неприкосновенности. Сразу после того как с меня сняли неприкосновенность, сфабриковали еще одно уголовное дело. Оно очень простое и вытекает из второго уголовного дела, сфабрикованного в отношении Айгуль.
А.М.: Первое дело, которое находилось у кузьминской судьи Самохиной, разваливалось и не двигалось. Второе дело возбудили по той причине, что мы вплотную контактировали с оперативниками, которые занимались незаконными гаражами. Я еще находилась на подписке, и по этой причине возбудили второе дело, чтобы не придавать истории с гаражами и пятиэтажками гласности. Чтобы изолировать меня.
А.С.: В чем суть второго уголовного дела против Айгуль и вас?
А.Ч.: В том, что, находясь уже под следствием, под подпиской о невыезде, Айгуль якобы продолжала вымогать 800 рублей у "свидетелей-потерпевших" Ахметзяновой и ее сожителя Ганиева, а я ей помогал и даже покушался на их жизнь! Все это было сфальсифицировано следователем Кузьминской прокуратуры Беловым и следователем ОВД "Кузьминки" Мариным, последний действовал в преступном сговоре со Станиславом Лебедевым. Но дело в отношении меня получило ход только через два года, уже у следователя Власенко, и тогда меня арестовали.
А.С.: Что изменилось за это время?
А.Ч.: Иван Власенко приглашает Ахметзянову с Ганиевым к себе, и они по ксероксу паспорта через полтора года "вспоминают", что в них действительно стрелял Черняков. И кузьминская судья, одна из тех троих, которые вынесли незаконный приговор и осудили Махмутову на пять с половиной лет, она на суде говорила Власенко: "Товарищ следователь, дайте мне хоть один шанс арестовать этого человека". Она подняла дело перед лицом Власенко и сказала: "Вы что сделали? Вы что, провели опознание по этой вот фотографии?!" Власенко говорит, что да. "Но здесь же черное пятно!" — недоумевает судья. А Власенко отвечает: "Ну и что, они же его узнали".
И она задает ему еще один вопрос: "Скажите, следователь Власенко, каким таким образом вы 10 июля 2009 года предъявляете Чернякову заочно обвинение, в этот же день избираете ему меру пресечения в виде подписки о невыезде, в этот же день устанавливаете, что Черняков эту меру пресечения нарушил, в этот же день отменяете свое постановление о мере пресечения в виде подписки и объявляете его в федеральный розыск?" Власенко сидит и упорно молчит.
Я судью прошу дать мне возможность ответить. Это произошло потому, говорю я, что Власенко принесли деньги, 150 тысяч долларов, за то, чтобы меня арестовать. Но как он меня арестует, я же публичный человек? Тогда он гарантированно обещает объявить меня в федеральный розыск и берет за это не 150, а 50 тысяч долларов. И после того как они меня где-нибудь задержат... А где задержат? В тюрьме у Махмутовой, я же там бываю... После того как они меня там задержат, суд меня гарантированно арестует, потому что я находился в федеральном розыске. И чтобы эти деньги сразу на руки получить, он все эти незаконные процедуры сразу и совершил. Он мне и обвинение незаконно предъявил, ведь я был членом избирательной комиссии района "Арбат" с правом решающего голоса, следователь не мог привлечь меня к уголовной ответственности, только начальник следственного управления города Москвы. Он и здесь нарушил УПК РФ.
Власенко всполошился, начал кричать, что он ничего не нарушал, что выполнял распоряжения руководства, руководство было в курсе, что у Чернякова спецстатус, но они посчитали, что это не так важно.
Судья со злостью кинула дело на стол и сказала: "Хорошо. Раз вы так рассуждаете, значит я буду так и судить. Чернякова из-под стражи освободить!"
А.С.: В итоге вас, Айгуль, осудили по двум делам и назначили достаточно большой срок — суд был на стороне прокуратуры. Вы попали в другой мир, в тюрьму, а затем колонию. Расскажите, как вам там пришлось? Какие условия? И чем тюрьма отличается от той колонии во Владимирской области, где вы были?
А.М.: Ну, тюрьма — это тюрьма. Это закрытое пространство, у тебя нет связи с родственниками и вообще с миром. Я находилась в следственном изоляторе номер 6 почти год, там камера, 44 человека, у всех свои проблемы. В основном там агрессия, негатив. Большая часть из тех, кто там был, это реальные преступники, они убили кого-то или в пьянках порезали. Одна девушка родила ребенка, бросила его в унитаз, затем вытащила оттуда, запаковала в пакет и выставила на балкон. Зиму он пролежал у нее на балконе, а летом запах пошел, и она его сбросила с балкона. Это же вообще!.. И она не считает себя преступницей, считает, что раз она его родила, значит имела право сделать с ним что угодно. И после этого она работает в офицерской столовой, где кормит сотрудников учреждения.
В закрытом пространстве один негатив. Просто заходишь в камеру, и он там витает, хотя все улыбаются, болтают. И все отношения баульные, если тебе есть передача, значит тебе будут улыбаться, помогать. А нет у тебя такого, значит ты должен сам выживать, убирать все за сигареты — они же все курят. Когда передачи передают на камеру человеку, то их полностью перемалывают, до такой степени перетрясают, что ты уже просто получаешь кашу. Все пакеты с чаем расфасуют, зеленый, черный, красный — все смешают. Пейте как хотите. Это все делается для того, чтобы родственники покупали все в тюремном магазине. Соответственно, там наценки намного больше и им прибыль. Очереди громадные на то, чтобы передачу передать. Люди приезжают в четыре, в пять утра, чтобы занять очередь и предать передачу своему ребенку, а ребенок получает передачу в таком виде, что просто жалко родственников. А там, на приеме в СИЗО номер 6, сидит женщина, которая все делает очень медленно. Что вы там принесли, неважно, она чай сначала попьет. Такое отношение.
А.С.: Кроме вас были еще осужденные по политическим мотивам?
А.М. Были. Но только я особо не общалась, больше слушала. Поэтому у меня и речь несколько изменилась, из-за того что я больше слушала, чем говорила. Да и когда газета была, я больше других слушала и составляла свое мнение. Поэтому когда я видела людей, которые, может, и нарушили закон, но не убивали никого, возможно, совершили экономические преступления, то мне было с ними интереснее общаться. Они более цивильные, с ними можно поговорить. Конечно, ни о чем серьезном, так, на абстрактные темы. Я общалась больше с такими людьми. Еще в тюрьме я увидела, что такое наркотики, что такое, когда человек после наркотиков отходит.
А.С.: Там и такие были?
А.М.: Да. Туда приводят и больных, и кого угодно. Я увидела девушку, молодая, но когда у нее начались ломки, это просто ужас! Как девушка может себя довести до такого состояния? Красивая девочка, а смотришь на ее тело — оно все в рубцах. Все эти ломки, все видишь. А ведь там, если плохо становится человеку, медсестру не докричишься. Умирали в камерах. Ко мне относились все-таки по-другому, ведь ко мне приезжали адвокаты, правозащитники, депутаты, из ОНК. А так приходишь в медсанчасть — ни таблеток не получишь, ничего. Многие просились выехать в "Матросскую тишину", там есть медицинский блок, хотя помощи особо и нет.
А.С.: Сотрудники СИЗО относятся ко всем одинаково или нет? Были ли у вас проблемы в изоляторе?
А.Ч.: Есть разные сотрудники. Есть не то что совсем интеллектуально недоразвитые, но слабые сотрудники, может быть, в силу своего жизненного быта малообразованные, неподкованные. А есть те, что действительно возьмут дело, полистают, разберутся. В пятом изоляторе я общался с начальником. Надо отдать ему должное — Тихомиров действительно привел все в порядок. В том числе он обеспечил Махмутовой дополнительную безопасность, потому что понимал, что на нее раньше совершали покушения заинтересованные лица. На него выходили с просьбой уничтожить ее, то есть устранить физически у него в изоляторе.
А.М.: В принципе, это в изоляторе делается просто.
А.Ч.: В пятом изоляторе ее реально пытались отравить, она неделю была в плохом состоянии…
А.С.: Чем травили?
А.М.: Неизвестно.
А.Ч.: После этого случая, правда, Тихомиров усилил меры безопасности очень здорово. То есть он назначил отдельного человека, который за ней смотрел, поставил дополнительные камеры, перекрыл все стенами к женскому корпусу.
А.М.: Поменял начальника отряда.
А.С.: Получается, он прекрасно понимал, в чем дело?
А.Ч.: Безусловно, он же не идиот. Он сказал, что в политике не разбирается и разбираться не хочет, его дело в том, чтобы был порядок в учреждении.
А.М.: Тихомиров меня как-то к себе вызвал и говорит: "Смотри, из-за тебя у меня теперь настольные книги — УИК и Комментарии к УИК". Это начальник следственного изолятора сказал! Потому что я писала разные обращения.
В результате они разрешили прогулки, сделали комнату отпускников, сделали ремонт, привели в порядок сантехнику, все бытовые нормы: стиральная машина, микроволновая печь, холодильник, телевизор, комната отдыха. Линолеум постелили, сетку натянули. Все продукты питания начали сортировать, чтобы лишнего не было, все запрещенное удалили, колюще-режущие предметы убрали. Обыски были постоянно. Окна сделали, как положено по нормам УИКа, чтобы не только за тобой наблюдали, но и ты видел, что за тобой наблюдают. Даже поставили ночную дежурную, чтобы всю ночь человек сидел "на тумбочке" у телефона.
А.Ч.: В этом плане они, конечно, молодцы, навели порядок в изоляторе. Все двери стали закрывать. Раньше можно было спокойно из административного здания попасть на зону, КПП там было пустое. Они посадили туда часового, замки наладили, уже нельзя было пройти просто так.
А.М.: Еще я хотела рассказать, как в тюрьмах, в следственных изоляторах людей "прессуют" во время судебных заседаний.
Когда человека вывозят в суд, его будят в пять часов утра. До шести часов дают время собраться. В шесть часов выводят из камеры, приводят в сборное отделение, очень маленькое помещение. Там набирается от 20 до 50 человек. Там же туалет, раковина, лавочки — кто успел, тот и сел. Там находятся все эти женщины, курят, дышать нечем, вентиляции никакой, а так как я вообще не курю, я там в обморок падала. Соответственно, с шести часов до десяти–одиннадцати ты находишься в этом помещении, затем приезжает автозак, тебя сажают в машину, везут в суд. Я говорю про Кузьминский суд. Там приводят в маленькую камеру, темное помещение, где невозможно читать документы, потому что освещения нет, вентиляции нет, и туда сажают всех женщин, которые прибыли. Затем тебя "поднимают" в суд, ты никакая, начинаешь приводить себя в чувства. После судебного заседания тебя "спускают" обратно в сборное отделение, приезжает автозак, и всех везут на "Матроску". На "Матроске" собираются все автозаки, тасуют людей, кто в какой изолятор едет. Эта тасовка происходит часов пять, скажем, в 16:00 тебя вывезли из суда и до 21:00 тасуют.
А.С.: Почему так долго?
А.М.: Ну, пока они всех не соберут, у кого-то заседания до восьми вечера. И все это время ты сидишь в машине, там все курят, курящих 95 процентов. Оставшимся 5 процентам просто нечем дышать. Когда всех перетасуют, везут уже в изолятор. Там тоже пока все соберутся, чай попьют — у них же суточная работа, никто никуда не торопится людей принять. В 23 или в полночь тебя приводят в распределительную камеру, пока обыщут, пока досмотрят. Досмотр нечеловеческий — полностью раздевают, женщины проходят через медицинское кресло, грубо общаются.
Все это унижает человеческое достоинство. Система построена так, чтобы не улучшить человека, не перевоспитать его, а, наоборот, превратить неизвестно во что. И те, кто прошел через это, государству уже не верят, людей в погонах ненавидят. Часа в два–три ночи тебя приводят в камеру, пока туда-сюда, покушать, умыться. Раньше трех не ложишься спать.
А как делается, чтобы человека сломить? Делают, например, четыре заседания подряд на неделе. И тебя, соответственно, будят опять в 5 утра. И на третий так же, и на четвертый день поднимают тебя в суд, а там то следователь заболел, то кто-то не явился — и тебя обратно. А еще по УИКу положен отпуск с выездом за пределы.
Вообще по УИКу много чего положено человеку в местах лишения свободы. Я его читаю, я вижу, что мне положено. В 2009 году я написала ходатайство, чтобы меня отпустили в отпуск на 12 рабочих дней с выездом за пределы территории тюрьмы, к маме. И для того чтобы не давать этого человеку (там же, в УИКе, прописано "положительно характеризующимся личностям положено"), просто "вешают" выговор. У меня был выговор за то, что в шесть часов утра на территории, где я убираюсь, валялась морковка. Пришел замначальника ФБУ 77/5 Роберт Ведышев и начал кричать, что в шесть утра не убрана моя территория. На этом основании мне делают выговор, хотя рабочее время у нас по распорядку с девяти часов.
И так происходит со всеми ходатайствами. Если администрации не выгодно человека отпускать — взятку не принес или попросили не отпускать, то просто "вешают" выговор. Также у меня было и в колонии-поселении, когда мне готовили отказ на условно-досрочное освобождение. Мне сделали выговор на основании того, что зашла в соседнее помещение забрать свою личную кружку. А в колонии-поселении мы свободно перемещаемся! Объявляют выговор за кружку.
И еще момент. По закону человеку положено условно-досрочное освобождение, если он положительно характеризуется и администрация поддерживает его ходатайство об УДО. Взять, например, Москву. Человек приезжает, поступает в институт, учится. Происходит событие, он попадает в места лишения свободы, ему дают срок. Он пишет на условно-досрочное освобождение, его освобождают, он пишет обязательство, что в течение трех суток приедет в уголовно-исполнительную инспекцию и встанет на учет по месту регистрации. Человек едет, приходит в инспекцию, а там ему говорят, что его не могут поставить на учет, так как по временной регистрации нельзя встать на учет, нужна постоянная.
А.Ч.: По закону уголовно-исполнительная инспекция может поставить на учет только при наличии постоянной регистрации у человека по месту жительства. Вот Айгуль, например, была студенткой и была зарегистрирована в общежитии. За время пребывания по неправосудному приговору она просто лишилась по срокам регистрации в общежитии. Ее и таких же, как она, в инспекции просто не могут поставить на учет. После того как эти бумаги приходят в ОВД по адресу, где она ранее была зарегистрирована, те говорят: на учет не встала. Не потому что не пришла, а потому, что ее не поставили из-за отсутствия постоянной регистрации, а временная уже кончилась. Даже на основании временной они не ставят, закон этого не предусматривает. Значит надо снова отправить в тюрьму.
А.М.: Получается замкнутый круг. И таких людей очень много, и все они попадают в нелегальное положение, формируя криминальную среду.
А.С.: После изолятора была колония. Расскажите, как там обстоят дела?
А.М.: Этапировали меня из Москвы во Владимирскую область в нечеловеческих условиях. Это самое ужасное. Пытка. Предупредили меня всего за час, чтобы я собиралась. Ехать было ровно 100 километров от Москвы. А везли неделю.
Вообще по закону отбывать наказание в колонии-поселении значит, что ты приходишь, отмечаешься, живешь и работаешь. Ты можешь снять жилплощадь и приходить отмечаться раз в неделю, раз в две недели. Это по закону все. Просто живешь в городе, в Кольчугине например, где я была. В магазин можешь сходить. А если у тебя нет денег, чтобы снять жилье, то ты живешь в колонии, в бараке, где до 120 мест в одном помещении, друг на друге все. Есть женский и мужской бараки. И получается, что по закону ты имеешь право ходить в больницу, в магазин, отремонтировать себе вещи без сопровождения, у тебя нет ограничения в телефонных звонках, в передачах.
А когда я приехала в эту колонию… на деле было строже, чем в изоляторе! По УИКу ты имеешь право носить гражданскую одежду, а форма не обязательна. Так там была стопроцентная форма с табличкой. Когда я приехала, я знала, что можно написать заявление и жить в городе, параллельно работать, потому что в колонии нет работы, люди сидят и не работают, просто бестолково проводят время. Двадцать четыре часа рядом, и, соответственно, агрессия, потому что люди ничем не занимаются. Значит будут скандалить. А что им еще делать? Скучно жить. А другим чем-то они заниматься не умеют.
А.С.: Что собой представляет форма?
А.М.: Это халат, у всех одного цвета, плюс нагрудный знак — табличка. Зимний вариант: пиджак, юбка или штаны, синтетика. Синего цвета в полоску. Летний вариант — в клетку. На табличке — имя, фамилия, начало срока и конец срока. Зимой у тебя пальто зеленого цвета и обувь.
А.Ч.: Когда я приехал к Айгуль в первый раз — это называется краткосрочный визит для оказания юридической помощи, — я подумал: "Ну и местечко!" Там железная дорога рядом, и от нее колонию отделяет лесополоса. Тут же свалка прямо при въезде в колонию, там осужденные в робах что-то жгут. Представляете себе зрелище? Вонь, куча ворон что-то клюют. Шестиметровый забор некрашеный, на въезде на воротах ни таблички, ничего. КПП какой-то полуразрушенный, на нем тоже никого нет. Мы пошли по проселочной дороге с глубокими колеями. По пути увидели длинный барак, в нем полуразбитые окна, где-то фанеркой забиты, где-то полиэтиленом заклеены. Слева — СИЗО номер 3. И между бетонным забором СИЗО, где вышки стоят, бегают собаки, голодные видимо, лают, роют ямы под забор. И в эти ямы у них пролазят головы. И ты идешь вдоль этого забора, между полуразрушенным бараком и СИЗО, и в дыры собаки высовывают головы, лают, потому что слышат, что идет человек. Следующий барак уже их, одна половина мужская, другая женская. Спросил мужчин, куда они ходят в туалет. На улицу, говорят, за бараком деревья, туда мы в туалет и ходим.
А.М.: У нас был один унитаз почти на 70 человек. Плюс сотрудники.
А.Ч.: А колония — это был бедлам: грязь, какие-то доски валяются, душа нет.
А.М.: Где душ, просто струя воды течет. И этот душ разрешен только раз в неделю. Это летом, в сорокаградусную жару, раз в неделю час на всех женщин!
А.Ч.: Вернусь к моему первому посещению колонии. Встретила меня Тельчарова, заместитель начальника колонии-поселения номер 9, начальник участка колонии номер 1, где Айгуль и находилась. Она мне заявила, что у них нет комнаты для краткосрочных свиданий, поэтому она мне такое свидание предоставить не может. Я написал на нее заявление в прокуратуру. Там, видимо, как-то прореагировали, приехал начальник КП-9 Лисов Михаил Юрьевич, начальник уже всей колонии, которая состоит из участков, разбросанных по Владимирской области. Он приехал, мы с ним пообщались. Я сказал, что мне ничего не нужно, кроме одного: привести все в соответствие с Уголовно-исполнительным кодексом. Лисов Михаил Юрьевич оказался абсолютно адекватным мужиком. Все пришло в норму.
А.М.: После его приезда свалку расчистили, убрали, все выкрасили, забор починили, ворота сделали, на КПП посадили человека, все спортивные сооружения привели в норму. Сделали четыре туалета, сделали полноценный душ, разрешили его посещать, сделали комнату для краткосрочных свиданий, разрешили свидания с "иными лицами". Дорогу выровняли. Даже пищу, которую они дают заключенным, стали готовить лучше.
А.С.: Получается, пребывание Айгуль в колонии на жизни заключенных отразилось хорошо.
А.Ч.: Да, можно так сказать! По колонии тротуары выстелили белыми плитками, то есть человек уже не по грязи шел в барак и грязь туда не приносил. Можно было ходить по территории, абсолютно не испачкав обувь. Преобразилась колония: чисто стало и вообще хорошо. Ремонт сделали реально хороший. Выкрасили потолки в цвет неба с облаками. Сделали отдельные камеры для больных туберкулезом, раньше все были вместе.
А.М.: Я одни сутки находилась рядом с женщиной, которую привели в барак, с открытой формой туберкулеза, она потом умерла. Мы с ней сутки находились в одном помещении. Для начальницы это было нормально, в порядке вещей. Она была неграмотным, завистливым человеком, нельзя таким быть, тем более начальнику. Например, Тихомиров в пятом изоляторе в Москве — более адекватный человек, он знает свои обязанности.
А.С.: В итоге вас, Айгуль, выпустили по УДО. Те, кто следил за сообщениями в СМИ, знает, что это произошло не сразу, а с четвертой попытки.
А.М.: За это спасибо президенту Дмитрию Анатольевичу Медведеву, потому что без его вмешательства я бы продолжала находиться там, где находилась. Он лично потребовал от своих подчиненных выяснить, по каким причинам мне не дали УДО. Дело дошло до Медведева при участии многих людей, которым я благодарна. Я очень благодарна Людмиле Михайловне Алексеевой за участие в моей судьбе. Она ко мне приезжала и на суды, и в тюрьму. Благодарна уполномоченному по правам человека в Москве Александру Ильичу Музыкантскому — он очень много сделал, уполномоченному по правам человека в России Владимиру Петровичу Лукину, председателю Совета Федерации Сергею Михайловичу Миронову, руководителю фракции "Справедливая Россия" в Госдуме Николаю Владимировичу Левичеву и всем депутатам — всем, кто меня поддерживал. Я благодарна судьбе, что Бог послал мне этих людей.
А.С.: Вы будете продолжать бороться? У вас есть какая-то цель?
А.М.: Да, добиться оправдания по всем статьям.
А.С.: Андрей, вы говорили, что вас арестовали, когда вы приезжали к Айгуль, и пытались осудить. Это дело закрыто?
А.Ч.: Попытки посадить меня в тюрьму не прекращались, до сих пор я нахожусь в федеральном розыске.
А.С.: По какой причине?
А.Ч: По уголовному делу, которое сфабриковано и находится у следователя Власенко, я абсолютно незаконно нахожусь в федеральном розыске. Весь этот механизм описан в моих заявлениях на имя Бастрыкина. Власенко зачем меня приглашал в ресторан и в сауну? Чтобы договориться со мной о распиле так называемой взятки, которую ему предлагали и передали частично за то, чтобы меня изолировать и посадить в тюрьму. Он меня пять суток продержал в ИВС в декабре 2009 года, с 17 по 21-е число. Единственным его требованием было признание мной вины по делу, чтобы отчитаться перед заказчиками, и прекращение всяческих взаимоотношений с Махмутовой.
А.С.: Что конкретно он просил?
А.Ч.: В связи с его требованиями я должен был прекратить посещать Айгуль в СИЗО, оказывать ей юридическую помощь, говорить о ситуации, встречаться с правозащитниками, адвокатами, журналистами, общественно-политическими деятелями. "Надо тебе прекратить всю правозащитную деятельность и спокойно пожить около полугода где-нибудь в Подмосковье", — это была позиция следователя, которую, соответственно, его обязали занять заказчики.
А.С.: Есть некоторые фигуры, которые были ключевыми в деле преследования Айгуль Махмутовой. Какова сейчас их судьба? Где они работают? Лужков уже не мэр, его место занял Собянин, он не в курсе этого дела, не знает, что ему досталось по наследству.
А.Ч.: Хотя хорошо бы ему быть в курсе, потому что это лужковское чиновничество. Собянин должен очистить город от подобных криминально-преступных элементов. По слухам, Лебедев приобрел себе должность первого заместителя мэра Люберец. Станислав Николаевич Лебедев, который был замом Калабекова. В Люберцах он активно строит такие же гаражи.
А.М.: Там тоже жители возмущаются.
А.Ч.: Калабеков сложил полномочия в должности главы управы района Кузьминки и просто-напросто стал руководителем муниципального образования Кузьминки. Причем остался сидеть в своем же кабинете. По сути, человек просто сменил табличку на двери.
А.М.: У него теперь еще и неприкосновенность. Он стал депутатом муниципального собрания.
А.Ч.: Воробьев является первым заместителем главы управы Кузьминки. Все работают. Воробьев был подсудимым, был под подпиской о невыезде. Дело его вернули прокурору Чубенко. Я думаю, что он дальше будет продолжать работать и вершить свои криминальные дела. Ганиев с Ахметзяновой, так называемые потерпевшие — лжесвидетели по всем делам, не знаю, что с ними происходит.
Куликов, Кобцев, Кожевин, Власов, сотрудники органов внутренних дел — все они тоже, по слухам, работают в милиции, ничего у них не изменилось, если только в хорошую сторону. Илья Белов, следователь, который фабриковал в отношении Айгуль и меня уголовные дела, является сотрудником уже вышестоящей прокуратуры ЮВАО Москвы. Василий Евдокимов — начальник следственного отдела Кузьминской прокуратуры.
А.С.: Получается, руководство МВД игнорирует личные обращения президента Дмитрия Медведева с просьбой разобраться в деле Махмутовой? Значит, реформа МВД не касается таких сотрудников?
А.М.: Реформа МВД касается только тех сотрудников, которые не нужны Системе.
А.С.: Думаете обращаться к Собянину отдельно? Посылать ему еще раз все те документы, которые вы безуспешно посылали Лужкову?
А.Ч.: Я думаю, надо отправить все это еще от имени СМИ в пресс-службу мэрии. Надо что-то делать, во-первых, с такими комплексами, которые построены незаконно, а во-вторых, с теми гражданами, которые эти комплексы незаконно строили.
А.С.: Ваш адвокат Юрий Зак сказал мне, что вы будете подавать документы в Европейский суд по правам человека.
А.М.: Две жалобы уже поданы. И том числе на то, что после отмены неправосудного приговора меня незаконно держали под стражей по решению Мосгорсуда. Жалобы приняты судом.
А.С.: Чем вы собираетесь заниматься дальше? Политической деятельностью, общественной, правозащитной?
А.М.: Правозащитники настаивают на том, чтобы прошел хотя бы минимальный реабилитационный период, хотя бы два–три месяца. Поэтому они попросили меня сейчас собраться с мыслями, пожить в спокойной обстановке. И принять решение. Надо восстановиться на экономическом факультете Московского государственного технического университета.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
