В результате дискуссии, продолжавшейся около трех часов, Вацлав Гавел неожиданно для организаторов дискуссии выступил с предложением "международной правозащитной инициативы нового типа, которая бы выражала свое мнение по конкретным ситуациям политического преследования без каких-либо предпочтений". По мнению Гавела, эта инициатива (название которой он тут же и предложил – "Мир без насилия") должна стать параллельной ООН, являющейся, в первую очередь, объединением государств. "Это обусловлено тем, что новая международная правозащитная инициатива должна оказывать политическое давление, используя документирование отдельных случаев преследования как материал для своих действий. Первый президент свободной Чехии сказал: "Гражданское общество должно и обязано оказывать политическое давление на правительства". Вацлав Гавел заявил, что данная инициатива должна стать вызовом проявлениям насилия во всех формах. Он также отметил, что роль правозащитных организаций не должна сводиться только к мониторингу нарушений. Он отметил важную роль, которую играют такие международные организации, как Международная Амнистия или Human Rights Watch в документировании беззаконий. Однако Вацлав Гавел заметил, что при всей важности работы этих организаций в мире не существует ни одного правозащитного сообщества, которое бы объединяло не наблюдателей, а участников событий. Вацлав Гавел заявил, что "именно опыт людей, непосредственно вовлеченных в события, гораздо более объективен, чем любая миссия наблюдателей". Свое предложение Вацлав Гавел предварил своими воспоминаниями о советской Чехословакии, в которой не было никакой надежды на грядущие изменения. Это было обусловлено абсолютной разобщенностью гражданского общества того периода, которое состояло из атомизированных групп, занятых внутренней полемикой. По словам Гавела, все изменилось с принятием Хартии, "которая всех сплотила, не требуя, чтобы люди отступили от своих взглядов, просто договорившись о минимуме общего".
Это заявление Вацлав Гавел сделал, подводя итог дискуссии диссидентов разных стран. В самом начале дискуссии Гавел дал свое определение диссиденту. Он сказал, что диссидент – это не профессия: "По профессии вы можете быть правозащитником или журналистом. Но это не означает, что вы являетесь диссидентом. Человек никогда не стремится стать диссидентом, живя нормальной жизнью. Человек получает звание диссидента как результат своих действий. Вы делаете один честный поступок, принимаете одно небольшое гражданское решение и живете дальше. Но оно подталкивает вас к какому-то направлению. И перед вами встает чуть более важная проблема. И у вас снова два пути: пойти на компромисс или сделать новый шаг вперед. Тот шаг, который позволит вам сохранить равновесие со своей совестью. Мой опыт Хартии-77 привел меня к выводу: невозможно рассчитывать на быстрый успех. Но часто именно донкихотство, над которым большинство потешается, приводит к happy end. Счастливого конца, конечно, может и не получиться. И тогда продолжается тошная жизнь, связанная с тяготами и репрессиями. Но вряд ли можно надеяться на успех, постоянно задавая себе вопрос, а получится ли... Надо просто быть честными с самими собой".
Так открылась эта встреча несогласных разных поколений и стран. В ней принимали участие Ким Мин (Северная Корея), Освальдо Вальдес (Куба), Мин Зин (Бирма), Фарид Тухбатуллин (Туркменистан), Артур Фенкевич (Беларусь), Оксана Челышева (Россия).
Вацлав Гавел так определил смысл данной встречи: "Мы давно хотели собрать активистов разных стран, чтобы обсудить, как достичь реальной солидарности для того, чтобы достоинство и совесть не были растоптаны авторитарными и тоталитарными режимами".
В ходе дискуссии неожиданно высветилось много общих тенденций в современном состоянии разных стран. По словам бирманского журналиста, "в Бирме правит страх как среди угнетенных, так среди угнетателей. Их страх потерять власть приводит к страшным преступлениям". Мин Зин сделал свой первый шаг к судьбе диссидента, когда ему было всего четырнадцать. Он стал помогать опальному политику Аун Сан Су Чжи. Отсидев несколько лет в тюрьме, он вынужден был бежать из страны. Таким же страхом подавлена и Северная Корея, в которой единственным источником информации из внешнего мира служит подпольное радио. Северокорейский журналист сказал в своем выступлении, что его страна абсурдна тем, что в ней можно голосовать только за одного человека, который манипулирует обществом, лишая его информации. Но и реальность Кубы в этом отношении мало отличается от своих далеких соседей, по мнению Освальдо Вальдеса, приговоренного на острове Свободы к восемнадцати годам тюремного заключения за свою журналистику. При этом он подчеркнул, что диктатура Кастро легко манипулировала понятиями также потому, что у людей не было источника информации. "Им легко навязали образ "отца нации", потому что народ Кубы не имел никакого другого опыта и не видел никакого другого мира, кроме СССР". По его словам, люди стали прозревать после распада Советского Союза. Но тут же тех, кто стал задавать вопросы, объявили врагом народа. О роли СССР в судьбе Беларуси говорил и двадцатитрехлетний оппозиционер Артур Фенкевич. Он всего лишь месяц назад освободился из тюрьмы после своего ареста "на месте преступления" – он писал граффитти с лозунгом против Лукашенко. Артур отдельно отметил, что Беларусь считает себя европейской страной и очень тревожно относится к слухам о возможном объединении России и Беларуси.
Что же касается отличий, то они тоже были для всех очевидны. Во-первых, в мировой политике действует негласно разделяемая всеми игроками система "двойных определений".
То, что на Кубе, в Северной Корее или Бирме называется военной диктатурой, хунтой или автократией, для России именуется "особым путем развития". Оксана Челышева в своем выступлении говорила о "мистической природе" восприятия России многими политиками и журналистами. Например, можно признавать фактическое отсутствие свободных и честных президентских выборов, но при этом утверждать, что "электорат выразил свою волю", как это сделал Андреас Гросс в результате своей миссии из двадцати двух человек. Можно сетовать на "молчащий народ", но при этом не замечать жестокого подавления всякой попытки этого же народа хотя бы как-то выразить свое мнение. Можно не замечать и кровопролитной войны, которая долгие годы велась властью против своих граждан. Можно не замечать новой трагедии Чечни, постигшей ее в лице путинского ставленника Кадырова. Несколько лет назад можно было сетовать на отсутствие голоса у народа и разобщенности оппозиции. Потом можно было не замечать появление политзеков в лице растащенного на куски "ЮКОСа" и ученых-шпионов. Пришла очередь журналистам становиться жертвами и снова – стена молчания. Даже смерть Анны Политковской оказалась потрясением, которое быстро улеглось в сознании. Ведь это – "особый путь России к демократии". Когда же появилась "Другая Россия", возникла новая тема для сомнений: "Как же можно объединяться с теми у кого такое страшное название "нацбол". И теперь можно не замечать, что в России Путина появилась новая группа преследуемых – быстро растущее количество тех, кто попадает под каток репрессий, потому что власть воспринимает их как угрозу и в каждом видит лицо "Другой России".
Тема России прошла сквозной нитью через все комментарии участников встречи. Правозащитники, принимавшие участие в дискуссии заявили о том, что необходимо всячески поддерживать тех, кого преследуют в России по политическим мотивам. Фарид Тухбаттулин предложил выработать общие критерии и подходы к решению задач, связанных с поддержкой всему гражданскому обществу стран-тираний. И именно один из возможных механизмов и был предложен президентом Гавелом в его заключительном слове.
Вы можете оставить свои комментарии здесь
